Пока браматма говорил вполголоса, делая обзор всего положения вещей, чтобы проверить, приняты ли все предосторожности и не упущено ли чего-нибудь из виду, в зал неслышно вошел Анандраен и остановился позади кресла мнимого Арджуны, рискуя выдать свое присутствие охватившим его волнением.

Сердар — читатель, конечно, узнал его — сидел несколько минут молча, подперев голову руками и погрузившись в глубокие размышления. Затем продолжал:

— Я так прекрасно замаскировался, что никто меня не узнал, за исключением Анандраена… Честный друг! Неуверенность, вызванная моими словами, заставила его страдать, я уверен в этом… А между тем старание мое уклончиво отвечать на все его вопросы должно было доказать ему, что он не ошибается!.. Мое недоверие в этом случае огорчило его, конечно, но он должен был понять, что я не мог делать признаний при факирах и при дорванах; я не хотел открывать своего инкогнито и другим членам Совета. Тайна, известная стольким лицам, не тайна больше… Что касается старого Анандраена, то сегодня же вечером я предупрежу его…

— Ты, следовательно, прощаешь мою нескромность, — сказал Анандраен, который не в состоянии был больше удерживаться от душившего его волнения…

— Ты! Здесь! — воскликнул Сердар, оборачиваясь к нему.

— Так же верно, как то, что в течение двадцати лет ни одно облачко не омрачило моей привязанности к тебе — верно и то, что я пришел сюда не подслушать твои мысли… Когда ты появился на собрании жемедаров, я узнал тебя глазами и сердцем, несмотря на твою туземную одежду и на бронзовый цвет кожи, вытертой куркумой… Напрасно старался я заснуть в комнате над тобою, которую я сам себе выбрал, я решил придти и сказать тебе… Сердар, это ты! Зачем скрываешься ты от своего верного друга?

— А я отвечаю тебе: да, это я, и у меня нет тайн от моего самого преданного и старинного друга… Ты первый человек, с которым я познакомился в Индии, Анандраен…

— И ты прощаешь меня?

— Нужно ли это?

— Какое счастье видеть тебя снова!

Оба крепко пожали друг другу руку.

— Что ты слышал? — спросил Сердар.

— Все или почти все, — отвечал Анандраен.

— Одобряешь ты меня?

— Совершенно.

— Как я играл свою роль, по-твоему?

— Превосходно! Ты обманул даже Кишнаю… Никогда Арджуне, который вот уже несколько месяцев ведет с ним борьбу, не удалось бы проникнуть во все его хитрые планы.

— Его странное поведение и пробудило во мне подозрение… Мне нечего больше передавать тебе.

— Есть еще один пункт, оставшийся непонятным для меня.

— Какой?

— То, что ты говорил о солдатах Пондишери.

— Все это очень просто… В качестве губернатора владений моей родины в Индии я назначил одного из моих друзей полковником тамошнего гарнизона; он предан делу, которое я защищаю, и в одну прекрасную безлунную ночь, недели через две, в тот час, когда вся Индия будет вооружена, полк этот покинет французскую территорию и присоединится к нам. Индийской армии не хватает командиров, к которым она питала бы доверие; всех офицеров полка мы произведем в генералов, унтер-офицеров в полковников, а солдат в капитанов. Полковник де Лотрек будет назначен командующим армией, которая отправится в Бенгалию против Гавелока; начальник батальона Картье де Лагесней, направится в Мадрас, тогда как Нана-Сагиб и я двинемся во главе западной армии на Бомбей. Четыре раджи во главе двухсот тысяч махратских всадников под начальством Нариндры займутся очисткой центра, мешая англичанам соединиться и отрезая их от всех пунктов, откуда доставляются съестные припасы… Если все удастся, как я рассчитываю, недель через шесть в Индии не будет ни одного красного мундира.

— Да услышит тебя Шива! — сказал Анандраен. — Это прекрасный сон и я боюсь, что он, как и все сны, не был бы далек от действительности.

— Откуда у тебя такие мрачные предчувствия?

— Я боюсь, чтобы раджи юга не лишились мужества и смелости в последнюю минуту.

— Они слишком скомпрометированы, чтобы колебаться. Не сами ли они, впрочем, всеми силами старались возбудить народ к этому восстанию?

— Да, я знаю. Пока дело идет о заговорах, о героических решениях, они всегда впереди других, но как только слова должны перейти в действие, так никого нет. Один за другим все изнеженные потомки наших древних королей позволили англичанам ограбить себя и лишились трона, и ни один из них не сел на лошадь, чтобы защитить наследие своих предков, ни один из них не предпочел славную смерть на поле битвы печальной чести увеличивать собой придворный кортеж вице-короля Калькутты.

— Я это знаю, Анандраен! Но в то время древняя Индия не доходила еще до того состояния, чтобы с дрожью нетерпения ждать свержения чужеземного ига. Соперничество между провинциями, между набобами и раджами были главной причиной торжества наших врагов. Но последние увидят теперь перед собой настоящее народное движение, в котором мусульмане севера соединятся с браманистами юга для одной и той же цели. И поверь мне, трудно бороться с народом, состоящим из двухсот пятидесяти миллионов человек! Но оставим это, мой старый друг, теперь время не разговаривать, а действовать… Пойди и отдохни несколько часов; я должен быть один, мне нужно отправить важное письмо Барбассону и кончить еще несколько неотложных дел… Не забудь, что для всех здесь я по-прежнему Арджуна.

— Не беспокойся, я не выдам твоей тайны… Еще одно слово и я покину тебя: где скрывается тот, которого ты так удачно заменил собою?

— Настоящий Арджуна? Я послал его в Нухурмур к Нана-Сагибу, чтобы он на словах передал ему обо всем, что происходит в Беджапуре; я жду его возвращения с нетерпением, чтобы вернуть ему знаки его достоинства, а себе

— свободу действий.

После ухода Анандраена Сердар несколько часов подряд работал один.

Но всякая энергия имеет свои границы. Вот уже несколько дней, как этот железный человек не отдыхал ни минуты; глаза его закрылись помимо его воли, голова медленно склонилась над столом до тех пор, пока не встретила точки опоры и… он заснул глубоким сном.

ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ. КОНЕЦ ЗАГОВОРА

I

Вечером этого памятного дня сэр Джон Лауренс удалился в свою спальню с такою радостью и довольством, каких он давно не испытывал. Смерть Ватсона, который был всегда предан ему, правда, сильно омрачила его настроение, но событие это вознаграждалось другими настолько счастливыми обстоятельствами, что он забыл о нем. Эгоист, как все люди, пользующиеся властью, он видел только, что его вице-королевство, сильно пошатнувшееся вследствие его неспособности умиротворить Индию, снова должно было укрепиться: уничтожение общества «Духов Вод» почти уже осуществлено; близится и поимка Нана-Сагиба, которого Кишная обещал доставить через пять дней.

Лауренс был тем более доволен, что совсем не знал о присутствии Сердара в Индии и думал поэтому, что весь заговор — ни более, ни менее, как предлог, выдуманный Кишнаей и его приверженцами для привлечения Нана-Сагиба в Беджапуре. Он не боялся больше и за свою жизнь, потому что не было головы, которой повиновался кинжал правосудия.

— Бедный Ватсон! — говорил он себе. — Он поплатился жизнью из-за борьбы, которую я предпринял. Но это последняя жертва ужасной шайки, с которой до сего дня не в силах были бороться никакие власти, управлявшие Индией… Какая слава выпадает на мою долю! Ведь я успел там, где деспот Ауренг-Цеб и железные губернаторы, как Клайвс и Гастингс вынуждены были капитулировать из боязни, чтобы кинжал общества «Духов Вод» не коснулся их самих. Смерть Ватсона будет иметь важные последствия. Не случись этого, я, быть может, из опасения неудачной поимки Нана-Сагиба, не решился бы так скоро привести в исполнение свой декрет об уничтожении общества. А кто знает, не вздумал бы в этот промежуток времени фанатик браматма погубить и меня!.. Теперь этот бесноватый заперт со всей своей бандой в подземельи замка. Напрасно только Кишная велел заделать отверстие; посоветуйся он со мной, я не согласился бы на это… Впрочем, это, пожалуй, лучший способ навсегда отделаться от опасного общества! Они исчезнут бесшумно — и никто не узнает, куда они делись…